Восстание и распятиеТеория происхождения христианства / Иисус до Христа / Восстание и распятиеСтраница 16
Вопрос лишь в одном: думал ли Иисус о себе как о Мессии или нет? К сожалению, тенденциозная перспектива евангелий скрывает его мнение на этот счет.
Из-за того, что авторы евангелий в качестве отправного пункта брали Воскресение Иисуса (как делали и его самые ранние ученики), они, очевидно, обязательно связывали свое предположение с жизнью Иисуса и, естественно, делали еще одно предположение, что он вряд ли осознавал свою собственную миссию.
Но по этому вопросу свидетельства евангелий в целом ставят в тупик. Знаменитый «мессианский секрет», т. е. постоянное предостережение Иисуса его ученикам (по крайней мере, в какой-то период его кампании) хранить молчание о его статусе, нельзя понимать иначе как способ, примененный за неимением лучшего авторами евангелий, для примирения отношения восставших и прославляющих Иисуса в молитвах его более поздних последователей с тем историческим фактом, что Иисус в действительности никогда не претендовал на роль Мессии.
Никогда о нем не сообщалось, что он прямо говорил: «Я — Мессия», и, несмотря на потоки аргументов, вызванных этим упущением, кажется, нет серьезных оснований полагать, что, если бы он так думал, он бы так не говорил.
Существуют отдельные отрывки текста, которые серьезно подкрепляют это предположение. Вот один из них — из Евангелия от Марка, приведенный выше в качестве переменчивого мнения о неминуемости наступления Царства Божьего. Иисус сказал: «Истинно говорю вам: Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием» (Мк. 14:25).
В этом провозглашении мессианского праздника Иисус абсолютно ничего не говорит об особом месте, отведенном на нем для него, и если бы существовало какое-нибудь упоминание о таком знаменательном высказывании, то нет сомнения в том, что хронист посчитал бы обязательным для себя упомянуть о нем.
Есть еще один, несколько неясный, отрывок, который является здесь самым убедительным. Я уже цитировал его раньше как указание на драматическое изменение умонастроения, которое направило жизненный путь Иисуса по совершенно иному направлению, но он имеет также огромное значение и по отношению к точке зрения Иисуса на свою собственную личность. Практически его интерпретируют как безусловное отречение от мессианства:
«И пошел Иисус с учениками Своими [ .] Дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди? Они отвечали: за Иоанна Крестителя; другие же — за Илию; а иные — за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос. И запретил им, чтобы никому не говорили о Нем. И начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И говорил о сем открыто. Но Петр, отозвав Его, начал прекословить Ему. Он же, обратившись и взглянув на учеников Своих, воспретил Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мк. 8:27—33).
Теперь ясно, что структура этого отрывка показывает желание хрониста разъяснить данный инцидент, который в Евангелии от Марка является загвоздкой всей карьеры Иисуса, в свете божественного плана раннего христианства, по которому Иисус все предвидит.
Однако с исторической точки зрения то, что Иисус фактически запретил Симону-Камню по непонятным причинам раскрывать кому-либо свое мессианство, а затем, однако, резко разругал его за приверженность к собственному мнению, должно означать, что в то время, как некоторые ученики Иисуса могли поверить в его мессианство, нет ни одного явного подтверждения заявлений самого Иисуса по этому поводу.
Короче говоря, редакторы евангелий пытались примирить собственное убеждение в мессианстве Иисуса с фактами его карьеры. Поскольку они не могли поверить в то, что он сам не разделял их уверенности, им надо было изобрести сногсшибательную секретность его призвания и вообразить, что он намекал на свой статус теми знаками, которые нельзя было расшифровать.
Традиционное, т. е. апологетическое, объяснение этого факта состоит в том, что Иисус был, несомненно, Мессией и, естественно, знал об этом, но поскольку его мессианство было такого типа, который являлся совершенно новым для Израиля, то его не следовало раскрывать из опасения вызвать страх, возбуждать презрение или сопротивление его слушателей.