Большой лук СавлаТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Большой лук СавлаСтраница 8
Странно видеть, как в этом совершенно искусственном портрете Савла сам Савл, рассматриваемый как типичный еврей, противопоставляется другому еврею — Иисусу, и, поскольку ничего не известно о личности Иисуса, легко испытывать неприязнь к евреям — в лице Савла, в то же время возвеличивая фигуру Иисуса как божественно человечного.
Трудно преувеличить поверхностность всего этого; все это, в конце концов, основывается на неисторическом отказе принять Савла и его эпоху такими, какими они были. Именно совершенно неисторический в основе своей подход к Савлу на протяжении почти двух тысяч лет мешал оценить его настоящие дары, принять серьезность, с которой он встретил первостепенное событие своей жизни — вмешательство Бога в историю через воскресение Иисуса и последующую неминуемость Конца света.
Подводя итог, в общих чертах можно сказать, что две составные раннего христианства — личное спасение и Царство Божье — были переработаны потомством по другим направлениям, которые, оставаясь преданными авторитету канона, были совершенно чужды мировоззрению Савла.
Христианство, как носитель личного искупления, разумеется, выжило — в некотором отношении. Рассеянное, разбавленное, даже размытое, какой может быть в настоящее время идея, по крайней мере для элиты, долгое время побиваемое наукой и историческим мышлением, весьма склонное к религиозному прибежищу, несомненно являющееся константой человеческой души, оно осталось живо как потребность в ощущении личного искупления для подавляющего большинства верующих. Таким образом, даже сегодня, личное искупление, несомненно, следует рассматривать как фундаментальный факт религиозной жизни. Экстатическое движение возвращения к «фундаментализму», которое выходит далеко за пределы протестантской территории в Америке и Европе, должно свидетельствовать о потребности в ощущении искупления, которое все еще может притягивать массы людей.
Но другая составная первоначального христианства — вера в неминуемость Царства Божьего — оказалась взрывной идеей. Конкретная формулировка этой идеи в I в. составляла фон не только для еврейского восстания против Рима, но и, как мы уже видели, для главных идей Савла. И даже после того, как эта идея, по всей видимости, должна была полностью угаснуть из-за разгрома евреев в войне против Рима и из-за неправильной интерпретации идей Савла следующим после его смерти поколением, эта концепция предоставляла широкие возможности для оправдания переворота.
Разумеется, в иудаизме история мира предстает как цельная ткань, сотканная божественной волей раз и навсегда. Мир создан добрым и остается добрым, несмотря на все искажения, бессмыслицы и ужасы, совершаемые из-за свободной воли человека.
Но если мессианство и можно рассматривать как способ уравновешивания несогласованной реальности, евреи тем не менее тоже не устояли перед лихорадкой меняющегося мира, «форсирования конца», во вспышке мессионизма «активистов», который нарушил их обычное существование на целое тысячелетие. Мессианство в своей воспаленной, истеричной форме длилось, несомненно, лишь несколько поколений, принимая острые очертания во время столкновения с греческой мыслью и закипая под властью Римской империи. Приблизительно на протяжении 130 лет, от начала движения зелотов до краха восстания Бар Кохбы в 135 г., мессианство очаровало многих, затем оно пошло на убыль, став отдаленной, хотя и несомненно удобной, перспективой в жизни соблюдающих законы евреев. Лишь несколько поколений спустя, когда был завершен Талмуд, понятие «форсирование конца» было полностью отвергнуто, разумеется, как и все формы упрямого волюнтаризма. Все пришли к общему мнению — возможно, из-за принципа реальности! — что пришествие Мессии является тайной Бога, на действие которого невозможно повлиять.