Борьба с ТоройТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Борьба с ТоройСтраница 6
— Мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем (Рим. 3:31).
Посему закон свят, и заповедь свята и праведна и добра (Рим. 7:12).
После этого Савл остриг «голову в Кенхреях, по обету» (Деян. 18:18).
— Ибо Савл «поспешал, если можно, в день Пятидесятницы быть в Иерусалиме» (Деян. 20:16).
— Тогда Савл, «очистившись с ними, в следующий день [ .] объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение» (Деян. 21:26).
Отсюда соответственно шедевр Савла — компромисс между его принятыми идеями, его эмоциональным состоянием и особым историческим кризисом, куда он попал при сплаве обоих факторов.
Его отправная точка — убеждение в обусловленности смерти Адама изначальным грехом непослушания, а также различными грехами, совершаемыми каждым человеком в течение своей жизни (зарегистрировано в Быт. 4:17—19), — была производной из ядра еврейских писаний, в котором коренной породой является воля Яхве. В то же время его мания заставила его проигнорировать понятие соглашения (завета) между Яхве и евреями, которое по своей природе выразило взаимность их отношений. Савл говорил о Торе как о чистой сумме предписаний, по которым, в сущности, нельзя жить, а затем разыграл факт греха, который так крупно вырисовался в его измученной психике против этих невыполнимых требований.
Для иудеев сила греха никогда не могла нарушить основную «выполнимость» Торы. В конце концов, она существовала, чтобы позволить людям остаться в согласии с их Создателем. Савл не обратил внимания не только на эту концепцию страха перед Богом, но и на в равной степени необходимую иудейскую концепцию покаяния (те-шува), которая могла разрушить власть греха. Странно, но довольно близкое греческое понятие (обобщенное в слове «метанойя») также не произвело никакого воздействия на Савла, чем взгляд на отношения Яхве и человека проигнорировал не только древнееврейских пророков, но также «призывы к раскаянию», проповедовавшиеся Иоанном Крестителем и, кажется, даже Иисусом. Савл не проявлял никакого интереса к человеческой способности вновь вернуться к Богу, еще меньший интерес он проявил к свободе человека решать. Ясно, что эта принудительная мания вызвала в нем определенный вид суровости, которую можно было сломать только экстремистскими и взрывными формулировками.
Основное понятие взаимности, присущее идее договора (завета), было затуманено греческим переводом древнееврейских писаний, актуальным в эпоху Савла (Септуагинта), где было применено греческое слово «диатека», которое выражало довольно двусмысленное понятие, колебавшееся между значениями «договора» и чем-то вроде «соглашения». Савл, игнорируя взаимность договора, полностью устранил эту двусмысленность. Договор между иудеями и Яхве стал односторонней декларацией Божьей воли, «соглашением», созданным и уполномоченным одним Богом. Игнорируя фундаментальную концепцию партнерства и взаимных обязательств,
Савл отказался принять Тору в основном как инструмент реализации договора.
Этот произвольный, довольно обдуманный раскол главного единства между Торой и Договором позволил Савлу расчистить путь для основного требования его полемики в пользу нового мнения о том, что значил иудаизм в новую эру, и создания логической основы для представления Иисуса Христа в «конце» или в «центре» Торы, а следовательно, для ее отмены.