Борьба с ТоройТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Борьба с ТоройСтраница 12
Далее, в рамках мистического Тела Христа, созданного бытием во Христе, — общиной верующих в Иисуса Христа — уже действует сверхъестественный мир, со всеми его аспектами. Это сфера, где бурлят силы, вызвавшие воскресение Иисуса.
Но все, что находится вне сферы мистического Тела Христа, является частью естественного мира и останется им до установления Мессианского Царства, о чем возвестили, что предвещали, но все же не довели до конца смерть и воскресение Иисуса.
Если воспринять поглощенность Савла понятием ситуации динамического, но однобокого перехода, то легко понять последовательность его анализа, какой бы экстравагантной ни была отправная точка. Он просто утверждает сосуществование двух разных, но в равной степени законных отношений к Торе с двух различных точек зрения. Тора либо действительна, либо нет, в зависимости от совпадения с одним или с другим мировым порядком, а бытие во Христе или бытие в естественном порядке — все еще во власти ангельских сил. Одним словом, Тора кончается там, где начинается Мессианское Царство.
Это фактически приводит нас назад, к исходной точке. В конце концов, именно в соответствии с иудейским взглядом Тора была законна лишь до наступления Царства Божьего. После этого она становилась излишней и исчезала. Так возникает тот же старый вопрос: был ли Иисус Мессией или нет? Или, если сформулировать это несколько иначе: было ли его воскресение доказательством его мессианства?
Так же проста продуманность этого понятия. Очевидно, что Конец света должен завершить Тору. По природе явлений конец истории, влекущий за собой полную конфронтацию и поглощение прямого присутствия Бога, создает этику, превосходящую временные учреждения. В Мессианском Царстве Тора, созданная Богом для этого мира, оказывается неуместной.
Традиционный иудейский взгляд несет в себе некоторые двусмысленности. Пророки периода до Вавилонского плена, изобретавшие понятие Конца света, реально были заняты абсолютно независимой этикой, в основном относящейся к Торе. Можно сказать, таким образом, что они создали мораль, настаивая на том, что, поскольку единый Бог создал все во вселенной, ужасное положение иудеев объяснялось их собственной виной, и это означало, что они создали абсолютные стандарты морали. И все же позднее пророки периода Вавилонского плена осознали, что сама Тора ведет к Мессианскому Царству, и ее соблюдение естественно гарантирует набожному иудею «частицу грядущего мира».
Это было попросту нелогичным. Каково могло быть значение Торы, которую задумывали для отображения естественного мира в мире сверхъестественном? И все же Тора была настолько важна для иудаизма, что было невозможно просто проигнорировать ее, — отсюда в поздних иудейских апокалипсисах определенно отрицается законность Торы в Мессианском Царстве. Они просто молча проходят мимо нее3.
Верно, что иудеи думали о вечности Торы, существовавшей в сознании Бога до того, как он открыл ее Моисею и евреям на горе Синай. И все же по этой же причине она могла впасть в состояние неизвестности (как до Синая) еще раз при наступлении Мессианского Царства. Если будет покончено со злом, почему та же судьба не должна ждать Тору?
Несомненно, практически говоря, было бы гораздо проще, если бы Савл проявил безразличное отношение к Торе. Это наверняка спасло бы его от беды, ибо это было бы просто едва уловимое, нюансированное, колеблющееся «диалектическое» понятие о подвижных степенях законности Торы, которое должно было поставить его под удар в Иерусалиме. Но он был слишком взволнован, слишком систематичен, слишком требователен и «логичен». Его мистическая доктрина бытия во Христе, если она вообще что-то значила, должна была применяться последовательно. Его логика заставила его выступить с заявлениями, не соответствовавшими иудейским, заранее сформированным мнениям.