Иоанн Креститель и ИисусТеория происхождения христианства / Иисус до Христа / Иоанн Креститель и ИисусСтраница 11
Вот еще одна выдержка, засвидетельствовавшая то, что Иисус сказал некоторым фарисеям и что на первый взгляд предполагает его революционное отношение к иудаизму: «Но говорю вам, что здесь Тот, Кто больше храма» (Мф. 12:6).
Если это фактически и относится к Иисусу, а не к Богу, на это не надо обращать внимания: невероятно, чтобы Иисус действительно говорил таким образом и его немедленно не обвинили бы в богохульстве. Эта фраза имеется фактически только у Матфея. Отрывок же о нарушении празднования Субботы, аналогичный отрывку из Марка (2:25—28), противоречит сути отрывка из Марка, который, как единодушно считают ученые, был взят из того же примитивного источника (т. е. из Логий, или «Поговорок», Иисуса). Особый пункт о Храме должен быть частью последующего христологичес-кого возвеличивания личности Иисуса.
Существует также предсказание Иисуса о разрушении Храма (Мк. 13:1—2, 14:58), но в нем нет явного неуважения к Храму как таковому — в нем просто возобновляется знакомая пророческая тема (Мих. 3:12, Иер. 26:18, а также апокрифический Енох — 90:28).
Еще один отрывок определенно звучит как акт схизмы по отношению к Торе: «Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение — от Иудеев. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4:21—24).
И здесь, хотя Иисус и говорит, что спасение идет от иудеев, он также указывает, что Тора устарела. Но все независимые критики согласны в том, что этот отрывок — явный отзвук религии, возникшей после Иисуса. Следовательно, тот, кто выразил эту мысль в том виде, в каком она дошла до нас, не мог быть Иисусом, а был редактором или автором евангелия.
Короче говоря, Иисус относился к обычаям, обрядам и Святому Храму так же, как и к Торе. В принципе он не осуждал ничего, что было принято современным ему иудаизмом, хотя его главной тенденцией был упор на духовное содержание, а не на букву Торы, и в этом он следовал хорошо определенному направлению иудейской мысли.
Вот почему абсолютно неисторичным является весь классический спор среди либеральных ученых о том, является ли Иисус «универсалистом» или «партикуляристом». Он никогда не имел возможности выбирать между этими двумя типами иудаизма. Что касается непреходящей состоятельности Торы, то Иисус полностью оставался внутри иудейской ограды, независимо от ударения, которое он мог сделать на той или иной позиции в рамках его фактического принятия Торы.
Именно искренняя идентификация Иисуса с Торой дает нам единственно возможную перспективу для понимания его нововведений или реформ в ее рамках. Сама манера его критики современных обрядов является действительно многозначительной, только если считать само собой разумеющейся незыблемость структуры Торы. Его так называемые нововведения на самом деле чрезвычайно убедительно показывают бесспорную прочность его иудейской почвы, а также то, что он читал проповеди только иудеям. Исключения в его поведении точно фиксируются либо потому, что они призваны проиллюстрировать сострадание Иисуса, как в случаях с сирофиникийской женщиной и римским центурионом, или сотником (слугу которого Иисус исцеляет, восхищаясь верой центуриона, какой Иисус не обнаружил даже «в Израиле». — Мф. 8:10), или потому, что они включают в себя более поздние редакторские поправки, внесенные в период, когда новая развивающаяся религия, отвергнутая большинством иудеев, уже пустила корни в языческую почву.
Поразительно наивным примером этого поворота в сторону языческого мира является эпизод с другим центурионом, который в качестве свидетеля распятия Христа призван автором евангелия подтвердить статус Иисуса как «сына Божьего» и вовремя воскликнуть: «Истинно Человек Сей был Сын Божий!» (Мк. 15:39).
Ясно, что подобного рода факты являются пропагандой «post facto». Действительная проблема — в том, что иудейский мессианизм как таковой был бы просто непонятен неиудеям; вопрос о «спасении» язычников мог бы возникнуть, если бы язычникам понадобилось стать иудеями и участвовать в обещании, данном избранному народу. Поскольку же они оставались за барьером иудаизма, вопрос о привнесении в их среду проповеди был попросту вздором. Короче говоря, Иисус появился в Израиле один, а в те дни иначе и не могло быть.