«Паулинизм» — новый мирТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / «Паулинизм» — новый мирСтраница 8
Совершенно ясно, что ничто из этого не имеет ничего общего с пассивным радостным настроением мистического соединения с Телом Христа как постоянным состоянием мира. Хотя его интеллект обеспечил якорем постоянный мировой порядок в форме Церкви, но сам мировой порядок как таковой, с его встроенной магич-ностью, его статичной «потусторонностью», его всеохватывающей неподвижностью был антитезой личности Савла, его иудейской, исторически выстраданной, драматической и полностью активной борьбе — его борьбе с миром.
Проблема Савла состояла в том, что в его собственных представлениях он не мог полностью освободиться от иудаизма: он был вынужден как нормальный иудей, всецело набожный, просто пересмотреть свою позицию в новых обстоятельствах. Он соответственно не мог лишить иудеев Торы — да и каким образом это вообще было возможно? Это произойдет позднее как непредвиденное следствие краха его идей. С провалом Славного пришествия Савл должен был оказаться, совершенно невольно, первым из бесконечной череды идеологов, которые переносили все иудейские «привиле-гии» — статус избранного народа как народа, пользующегося благодеяниями божественного плана, — от евреев по плоти и крови в новый «Израиль Божий», учрежденный простой экзегезой, сосредоточенной на установлении аллегорических категорий.
Савл считал, что он лишь совершенствовал иудейскую веру, кристаллизовав ее в Иисусе как «конце Торы» — как ее завершение и цель (греческое слово «telos» так же двойственно, как и английское). Однако в новую эпоху последствия этого сдвига акцента были неисчислимы. Путем одновременной спиритуализации и конкретизации сущности Завета между евреями и Богом, путем магизи-рования средств передачи Завета, Савл сделал возможным распространение этого божественного обещания и на язычников (т. е. на все человечество) посредством магически могущественной веры. Он произвольно интерпретировал «семя Авраамово» как все человечество, с одной стороны, а с другой — такая интерпретация этого слова сделала возможной ссылку на одного индивида — на Иисуса Христа.
В основе этого, как и во многом другом в переутомленном уме Савла, было чисто еврейское понятие — древняя концепция «праведного остатка», общего для всех апокалипсических писаний, которые в условиях римского гнета приходили в голову и приобретали гораздо большее значение, чем раньше.
Савл решил эту задачу путем вечной отсрочки. Разумеется, именно эта отсрочка положила начало его попытке решить проблему, которую она ставила. Поскольку он естественным образом думал об этом как об ad hoc ситуации, которую, несомненно, должно вытеснить грядущее пришествие Царства — само ее ad hoc становилось вечным. Мост, перекинутый Савлом через пропасть между воскресением Иисуса и установлением Мессианского Царства, мост, подразумевающий промежуток времени величиной в каких-то несколько месяцев или лет, оказался с таким углом подъема, который только из-за мощной абстрактности мысли Савла мог охватить все видимые и невидимые горизонты. Он перенес искажения своего собственного темперамента — свою боль — в формулировки, которые установили рамки для боли несчетных поколений.
Можно в общем подытожить этот процесс. Савл изобрел механизм, который для новообращенных в члены новой общины создал радугу непосредственной надежды на спасение через погруженность в мистическое Тело Христа во время Конца света.
Но эта радуга непосредственной надежды была расширена до радуги вневременного утешения поколением, выросшим после Сав-ла, в котором господствовало полное непонимание теорий Конца света. Когда язычники начали объяснять спасение не как спасение благодаря установлению Мессианского Царства во вселенной иудейской драмы, а как спасение благодаря факту существования самого Иисуса Христа, Спасителя Вселенной, сущность мысли Савла была радикальным образом искажена.
Савл, расширяя мощную магию первоначальной, довольно-таки скромной концепции иисусистов об Иисусе как провозвестнике перемен, не переносил свое понимание этого потенциала на отдаленное будущее. Его магия, связанная с Концом света и, следовательно, вспомогательная, была эффективна совсем по-другому, чем магия, встроенная в структуру языческих мистерий.
Савл использовал частичную магию как своего рода уловку, помогающую возникновению исторического события. Хотя и смоделированная в мистериях, его идея была ограничена еврейскими историческими рамками. Когда Славное возвращение не состоялось и Церковь расцвела в пустоте, образовавшейся после краха Савло-вых идей, его система была неосознанно превращена в тотальное вневременное расширение магических процедур. Но именно эти процедуры, неправильно понятые, пережили несостоявшееся Мессианское Царство; таким образом, они стали элементами в том мировом порядке, который с крахом исторических оценок Савла стал частью статического вневременного мира.