«Паулинизм» — новый мирТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / «Паулинизм» — новый мирСтраница 5
Так один механизм был замещен другим. По мнению Савла, механизм, который осуществлял перенос духа в надвигающееся Мессианское Царство, был смертью и воскресением верующих с Иисусом; без этого данный особый механизм, сам по себе зависящий от полной вещественности, исторической актуальности изменения мира, идеи в себе и для себя, был непостижим. Поскольку теория Конца света поблекла, простая фраза «во Христе» — сокращение Савла для сложного, но ясного и логичного понятия бытия-во-Христе — использовалась так, как будто она была просто абстрактной идеей. Несомненно, он нашел бы ее для себя непостижимой.
То, что выглядит как техническая деталь (формальность), возможно даже, — вопрос простой семантики, было богато возможностями, поскольку оно объясняло функцию Церкви, которая должна была выступать посредником в передаче духа людям в их природном состоянии. Это было бесконечно далеко от исторически сориентированной концепции Савла о трансформации этого мира.
Савл предполагал, что дух слился с духовной частью человеческой природы; Игнатий, идущий по совершенно другому пути, хотя и оставил ту же самую терминологию, считает как нечто само собой разумеющееся чудесную работу духа, которая приводит к соединению его с плотским телом. в представлении Савла воскресение уже началось в силу соединения с Христом в бытии-во-Христе. У Игнатия — дух только подготавливает верующего к воскресению через абстрактный союз с Христом, посредником в котором выступает Церковь. Таким образом, понятие духа, раскрывающееся с непонятными двусмысленностями, стало непостижимым мостом между двумя радикально различными идеями.
Ибо Игнатий, разумеется, опять-таки неосознанно, преобразовал главную особенность мысли Савла. Несмотря на то что для Савла крещение было необходимой преамбулой к Вечере Господней (евхаристии), для Игнатия главным элементом стала евхаристия, к которой крещение просто постепенно подготавливало. В хлебе и вине слияние материи и духа осуществлялось точно таким же образом, как слияние духа и плоти осуществлялось посредством телесного тождества с Иисусом; евхаристия просто демонстрировала модальность искупления. Как телесное тождество с Иисусом, так и слияние материи и духа дублировали существование Спасителя в форме, пригодной для передачи духа.
То, что для Савла было телом и кровью Иисуса, разделяемыми на Вечере Господней, превратилось в фундаментально иное, хотя и структурно подобное понятие. Христология Логоса превратила тело и кровь в плоть и кровь Иисуса и именно таким образом интерпретировала вино и хлеб, употребляемые на Вечере Господней.
Поэтому, хотя корень этого таинства — возвеличивание личности Иисуса как часть его обожествления — оставался первоначальным шагом, предпринятым Савлом, само по себе это действие пропиталось греческой идеей о возможности обожествления человеческого существа, что было впоследствии разработано систематическим образом.
Существует определенная параллель — и определенное различие — в том способе, которым трактовали Савл и Игнатий солидарность между самими избранными и между избранными и Иисусом. Для обоих бытие-во-Христе возникло из мистической концепции, которая, в свою очередь, коренилась в мистическом взгляде на историю, предполагающем предсуществование сообщества святых.
Для Савла смерть и воскресение претерпевались избранными коллективно или вместе с Христом, что было не более чем выражением предначертанной солидарности всех избранных с Иисусом.
Однако у Игнатия это мистическое понятие, выходящее за пределы истории, было замещено магическим понятием текущего участия в слиянии плоти и духа, которое произошло таинственным образом в самой личности Христа. Это было просто частью субстанции нового божества.
То же самое можно сказать об идее Савла о свободе от Торы. Это имело смысл только в связи с его теорией Конца света. Как некий абсолют, простая свобода вообще не могла существовать в реальном обществе. Следовательно, оказалось необходимым заново создать законные нормы, поскольку Церковь уже застыла на импровизированных основаниях. В самом первом поколении после Савла эта основополагающая идея свободы от Торы как аспект дихотомии, который он установил между Торой и Иисусом, — радикальный и простой — вышла далеко за пределы орбиты мыслителей, которые, по-видимому, на ощупь продвигали идеи в своих рассеянных братствах. Например, автор Деяний, которому не удалось в своей собственной ограниченной временем среде понять фундаментальную свободу от Торы Савла, не обращает на нее вообще никакого внимания. Он упрощенно свел доктрину Савла оправдания верой — логическую экстраполяцию от зарождающегося Мессианского Царства — к простому прощению грехов.