Система СавлаТеория происхождения христианства / Христос после Иисуса / Система СавлаСтраница 3
«Но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им» (1 Кор. 8:6).
Путаница, присущая этому утверждению, столь же необъятна, как и само утверждение. Даже проницательный энергичный ум Савла не справился с серьезнейшей проблемой — проблемой взаимоотношений между Иисусом и Яхве. Разумеется, эта проблема оставалась нерешенной на протяжении сотен лет до тех пор, пока не было придумано понятие Троицы, которое, если и не решало проблему интеллектуально, то справлялось с ней теологически. Во времена Савла эта проблема была совершенно неразрешимой, поскольку противоречие между стремительно возвеличивавшимся Иисусом Христом, Господом Вселенной, и Яхве, Творцом Вселенной (для них обоих, по-видимому, в равной степени в среде Савла применялась фраза «пред которым преклонится всякое колено»), является абсолютным. Безразличие Савла к тому, что должно было стать для него первоочередной головоломкой, говорит о том, что он фактически не был теологом, а был эмоционально возбудимым историком.
Совершенно очевидна та причина, по которой Савл мог совершенно не обращать внимания на этот вопрос. Дело в том, что он не имел для него никакого смысла. Савл целиком и полностью верил в приближающееся разрешение всех проблем благодаря божественному катаклизму, на грани которого стояло все человечество, и поскольку вскоре должен был разразиться взрыв полной трансформации, которую предвещало воскресение Иисуса, то логический анализ можно было просто-напросто отбросить.
Будучи не в силах или не желая разработать какую-нибудь правдоподобную теорию отношений между Богом и Иисусом, Савл удовлетворился описанием Иисуса с помощью убогой и несколько избитой метафоры: для Савла Господь был просто «Духом» (2 Кор. 3:17). Он довольствовался проведенной наспех аналогией, которая каким-то образом ставила Иисуса в один ряд с понятием единого Бога и которая подчеркивалась представлением, что Иисус был в то же время Сыном Божьим.
Бессознательное вымывание монотеизма языческой мифологией продвинулось у Савла достаточно далеко, вплоть до того, что Господь рассматривался практически как категория сотворения всего через себя, как «ближайший» Бог, который, следовательно, квалифицировался как «божественный». Это была существенная уступка, которая сама по себе поражала даже больше, чем использование Савлом таинств (о чем я еще буду говорить в соответствующем месте), поскольку она обнаруживает понятие о градациях божественности, также отжившее свое еще тысячу лет назад с наступлением монотеизма. Но точно так же, как Савл считал столкновение космических сил (ангельских и демонических) истинной причиной космического божественного действия (глядя одновременно на Бога как на всеобщий источник власти), он сохранил и понятие особой категории творения, кратко выраженной через Господа Иисуса. Его страстный ум проигнорировал логические изъяны как в одном понятии, так и в другом.
Восхваление Иисуса Савлом в таком огромном масштабе с использованием выражений, прежде предназначавшихся только для Яхве, а в еще большей степени — трансформация личности Иисуса в объект культового поклонения, означало просто-напросто обожествление Иисуса. В скором времени, когда экстатичность, надежда на скорое исполнение чаяний и возбужденность, воцарившиеся среди окружающих людей, сосредоточили нарождавшуюся веру на эмоциях верующих, Савлово безразличие к разъяснению своих представлений уже никого не беспокоило. Однако рано или поздно неизбежно появилась бы настойчивая необходимость в таком разъяснении. Первоначальная теория не могла бесконечно долго выдерживать постепенное остывание надежды и поглощение грядущего поколения заботами будничного мира. Поскольку Иисус вознесся, он, таким образом, с неизбежностью сливался с Яхве как в мыслях, так и в чувствах людей. И Господь стал Богом.
Именно таким образом двусмысленные представления о казни Иисуса, бывшей, с одной стороны, «камнем преткновения для евреев» (как Мессия мог быть распят?), а с другой стороны, бессмыслицей для язычников (каким образом могла их интересовать чисто иудейская национальная цель?), были обойдены ради «более высокой», более общей и гораздо более грандиозной схемы. Короче говоря, даже без осознавания того Савлом, его дело уже установило «в себе и для себя» некую форму синкретизма, даже форму гноси-са, которая пару поколений спустя разрослась до уровня сложных систем1.
Разумеется, воплощение как таковое не решало проблему разрыва между Воскресением божественного Иисуса и завершающим его Мессианским Царством Божьим, приводящим к Вечному Царству.
Савл поднялся над этим необъяснимым разрывом при помощи использования крещения, евхаристии и двух очень важных понятий: бытия-во-Христе и мистического Тела Христа.
Во времена Савла любая общинная религия была бы совершенно немыслима без определенной системы ритуалов. В языческих мистериях самые эмоционально заряженные ритуалы вращались вокруг различных жертв, приносимых для смягчения гнева божества, для обеспечения его благоволения и — что наиболее важно — для установления товарищеских взаимоотношений между верующими, которые объединяют их с божеством и на деле доказывают, что установилось подлинное «мистическое» тело.