Суд над Иисусом. АнализТеория происхождения христианства / Иисус до Христа / Суд над Иисусом. АнализСтраница 4
Первое, что здесь останавливает на себе внимание, — это идея самого обычая, согласно которому римские власти были вынуждены освобождать обвиненного преступника по простому требованию еврейской толпы. Ни в одном классическом письменном источнике не только нет никакого другого свидетельства в пользу существования подобного обычая, но и по существу это представляется совершенно невозможным; данный эпизод следует классифицировать либо как всецело легендарный, либо как отражающий в противном случае исчезнувшее положение дел.
Юристы, разумеется, упражняли свои таланты на этом, как и на всех остальных аспектах римской юридической процедуры, но, хотя и были обнаружены примеры милосердия, они неприменимы к случаю с Вараввой. Можно вполне себе представить возможность осознанного помилования, но оно предположительно зависело от Сената, и даже, если сам император имел право выносить помилование независимо от Сената, тем не менее маловероятно, чтобы прокуратор принимал решение о помиловании, будучи на своем посту. Но даже если бы это было возможно, почему Пилат должен был поступить таким образом в отношении осужденного повстанца, выступавшего против римской власти?
Во всяком случае, это формирование веры в римский обычай освобождения узника для толпы по ее требованию было чисто литературным вымыслом, как показывает сопоставление следующих относящихся к делу отрывков:
Мк. 15:6 — 8:
«На всякий же праздник отпускал он им одного узника, о котором просили. Тогда был в узах некто, по имени Варавва, со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство. И народ начал кричать и просить Пилата о том, что он всегда делал для них».
Мф. 27:15 — 16:
«На праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели. Был тогда у них известный узник, называемый Варавва».
Лк. 23:17:
«А ему нужно было отпустить им одного узника».
Ин. 18:39:
«Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху: хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?»
Абсурдность такой привилегии евреев усиливается еще больше при том резком изменении настроения населения, которое, как показывают евангелия в других местах, было восторженным в отношении Иисуса.
Короче говоря, эпизод с Вараввой в представленных обстоятельствах имеет искусственный, театрально неестественный и тенденциозный характер, хорошо вписывающийся в общую антиеврейскую и антиримскую тенденцию евангелий, но ужасающе противоречащий всякой вероятности. Но «вероятность» здесь означает просто историческую возможность или факт, понятие, чуждое авторам и редакторам евангелий, которые были заинтересованы только в обнаружении случаев, служащих для назидания. Эпизод с Вараввой замечательным образом подходит к морализующей тенденции евангелий еще и с другой стороны. Он символизирует выбор, предложенный евреям между путем Бога и путем Сатаны: они выбрали Варавву — сына Сатаны, а не Сына Божьего: «Ваш отец диавол и вы хотите исполнять похоти отца вашего .» (Ин. 8:44)
Возможно, самым интересным самостоятельным по своему значению элементом во всем эпизоде с Вараввой является употребление слова «мятеж» в вышеупомянутом отрывке из Марка; несомненно, этот элемент имеет большое значение. В параллельном повествовании у Луки он смягчается до «произведенного в городе возмущения» (Лк. 23:19); это также производит странное впечатление, поскольку никакого дальнейшего упоминания о мятеже не делается, а к Варавве относятся по-другому, чисто как к убийце. (Я еще вернусь к этому в главе 7.)
Случайная ссылка в Евангелии от Матфея (27:19) на жену Пилата комментируется редко. Если о Пилате известно немного, то о его жене не известно вообще ничего; другие ссылки на нее обнаруживаются лишь в бесчисленных апокрифических легендах.
Возможно, самой разоблачающей подробностью во всей этой странно искаженной карикатуре на римскую юридическую процедуру является язык, приписываемый Пилату в вышеупомянутом отрывке из Евангелия от Матфея (27:24). Его необъяснимое благосклонное отношение к Иисусу выражается здесь в безусловно еврейской манере, в символическом жесте «умывания рук». Не только сам жест еврейский, но также и то, что символизирует собой (Втор. 21:6; Псал. 26:6), ответ же Пилата толпе, что он «умывает руки» по поводу крови Христа, в действительности содержит в себе цитату из еврейской Библии, где Давид, как предполагается, говорит: «Невинен я и царство мое вовек пред Господом в крови Авенира, сына Нирова» — и добавляет: «Пусть падет она на голову Иоава и весь дом отца его» (2 Цар 3:28, 29).
Едва ли есть необходимость говорить о том, что традиционное повествование евангелий не интересуется сообщением о малодушии Пилата, а интересуется осуждением иудеев за казнь Иисуса. Может быть, отражение этой сентенции выглядит ироничным, хоть оно и послужило причиной огромных разрушений на протяжении многих веков, тем не менее оно оказалось всего лишь поздней редакторской вставкой. Автор евангелия столь безразличен к мировой истории, что он действительно заставил римского правителя выражаться в чисто еврейской манере, т. е. словами, равнозначными цитате из еврейских писаний, и в таком виде, который на самом деле произошел из греческого перевода этих писаний (т. е. Септуагинты), поскольку это была именно та версия, с которой были знакомы сами авторы и редакторы евангелий. Естественно, толпа создает контрапункт в своей собственной манере, завершая тем самым чисто еврейскую цитату: « .кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:25).