Агитация за Царство БожьеТеория происхождения христианства / Иисус до Христа / Агитация за Царство БожьеСтраница 12
Поскольку существовало значительное расхождение акцентов на периферии центральных тем, разные группы по-разному идентифицировали главных виновников космической драмы: так, например, эссены трактовали испорченность собственного народа (продажность священников) как знак того, что основная масса иудеев сами были своим главным врагом, которого надо было победить в Конце света, тогда как основные религиозные «активисты» (зелоты) при всей своей яростной враждебности к еврейской аристократии считали своим главным противником римлян.
Поведение римских наместников определенно оправдывало такую идентификацию, поскольку они постоянно угрожали святилищу и как защитники государства, естественно, возглавляли преследование и убийство тех, кто «форсировал Конец». Было легко и естественно отождествить Рим с «Четвертым Царствием», упомянутым в Книге Даниила, особенно при описании «Дней Гнева», которые представлялись как испытание и очищение богоизбранного народа в начале искупительного кризиса. Некоторые естественные внешние события, такие, как длительный голод при императоре Клавдии (предсказанный пророком в Деяниях апостолов), также должны были подкрепить правильность мнения о том, что сдвиг в наступлении Конца света наконец-то произошел.
«Активисты» интерпретировали эти ужасы таким образом, чтобы извлечь из них нужный для них урок. Если евреи продолжали покорно подчиняться римским язычникам, то эти ужасы можно было прямо рассматривать как Божью кару за вероотступничество.
С другой стороны, если бы евреи увидели просвет и под давлением устойчиво нарастающего языческого угнетения восприняли бы идею сопротивления, то «боль Мессии» преобразилась бы в очищение. Простые страдания, бедствия и т. д. антиримского сопротивления стали бы не более чем испытанием того остатка вернос-ти, который следовало сберечь. Поскольку большинство евреев приняли языческое иго, на них лежал Божий гнев: а если это так, то невозможно точно указать время Конца света. Но если бы руководство «активистов» было понято, и массы людей, воодушевленных рвением к Яхве, развязали бы священную войну против Рима, то этот кризис закончился бы. Искупление свершилось бы.
Сама эта священная война была, конечно, уже запечатлена в писаниях. Еврейских «добровольцев», руководимых первоначально самим Яхве, поддержали бы также священник или харизматический лидер. Действительно, уже по определению, священная война была не более чем продолжением служения Богу. Эта древняя идея была просто восстановлена Маккавеями, побуждаемыми нападками Антиоха IV на иудаизм. Сам Маттафия был, конечно, харизматической фигурой; его сын Иуда Маккавей — после увещевания своих отрядов ссылками на чудеса, совершенные Богом в прошлом, — молился. Он реорганизовал армию (Исх. 18:21—26), устранив из ее рядов всех трусов и калек (Втор. 20:5—8). То, что армия уменьшилась по количеству, еще ничего не значило, поскольку, в конце концов, «с неба приходит сила» (1 Мак. 3:18 и сл.).
Даже пророки после Вавилонского плена представляли Яхве фигурой, лично оказывающей помощь своему народу во время столкновений с его врагами. Эта идея должна была быть воспринята теперь в апокалипсической версии, где Бог не только действовал в человеческом плане против врагов Израиля, но и боролся против демонических сил, направляющих этих врагов. Таким образом, когда «активисты» вступили в долговременную кампанию против римлян, они уже имели в своем распоряжении хорошо отработанную концепцию священной войны, которую можно было легко объединить с войной эпохи Конца света против языческой мировой силы.
Концепция священной войны послужила основой движения, которое, начиная с Иуды Галилеянина, набрало достаточно сил, чтобы вовлечь основную массу населения в кровавую бойню 66—70 гг. Многие детали ведения этой войны, дошедшие до нас, наводят на мысль о том, что и еврейская армия, и ее функционирование были смоделированы по писаниям. Например, в Галилее Иосиф Флавий, будучи военачальником еврейских войск до перехода к римлянам, созвал совет из семидесяти видных деятелей, откровенно скопированный с семидесяти старейшин пустыни (Исх. 24:1; Чис. 11:16).
Пустыня была классическим прибежищем всех врагов государства; сторонники Иуды Галилеянина до их успехов по вовлечению масс народа в войну против Рима выходили из пустыни в населенные районы только ради совершения партизанских вылазок. За исключением таких вылазок они в любых ситуациях могли казаться частью обычного населения.
Пустыня — место испытаний и суда, где Бог открылся своему народу; в нее надо было отступить для возобновления борьбы во имя Яхве против сил язычников. Периодически повторяющуюся тему «ухода в пустыню» следует понимать политически. Поскольку римские власти были слишком слабы, чтобы контролировать пустынные районы, то удаление в пустыню было не только формой социального протеста, но и первоклассной политико-экономической и военной стратегией. В эпоху воинственной набожности пустыня, которую чтили по традиции как место пребывания аскетов, испытаний (Втор. 8:2) и встречи с Богом (Втор. 32:10), была идеальным естественным прибежищем.